Тотем и табу московской фотографии 
"Новая московская фотография", получившая независимость с легкой руки Екатерины Деготь* , сегодня вряд ли в состоянии доказать свою исключительность. Деготь не раз писала о проблеме идентичности "новейшего московского искусства"**. Но если московское искусство в целом еще продолжает эксплуатировать статус "чужого среди своих", то московская фотография сегодня оказалась лишенной фактуры высказывания. Внутренняя структура, опосредованная пространством воспроизведения, которая позволяет определить "парижского" или "нью-йоркского" фотографа, отсутствует в московской фотографии. Поскольку фотография, какие бы виртуальные задачи она перед собой ни ставила, по крайней мере дважды вступает в непосредственный контакт с окружающей действительностью (в момент фотографирования и в момент восприятия), она не может довольствоваться "силой невнятности", а все-таки требует репрезентации. Совершенно необязательно, чтобы московская фотография использовала городское пространство как свой идентификационный код, но репрезентация города в современной московской фотографии имеет значение при попытке определить ее как отдельное явление.С другой стороны, актуальной является проблема визуального восприятия современной Москвы или, скорее, границ такого восприятия в "новейшем московском искусстве". Как изменившийся облик города сегодня воздействует на попытку самоопределения московского искусства с точки зрения его претензий на исключительность "неофициальности, непонятности и ненужности"? Несмотря на некую расхожесть заявления о том, что сегодняшняя российская действительность делает пресным любое художественное высказывание, архитектурный комплекс на Яузе вполне позволяет поместить открытки "Большого мусульманского проекта" группы АЕС (хотя бы в его московской части) на сувенирный стенд с видами Москвы. Когда-то Валерий Стигнеев, делавший проект "Берлин - Москва", поделился своими впечатлениями от городской съемки. Он говорил, что новый облик Москвы отталкивает не столько своей буржуазной пошлостью, сколько визуальной грубостью и аляповатостью фактуры. Он указывал на слишком резкие контрасты "европейских претензий" и "российского безобразия", на то, что в городе засилье красного цвета (даже по сравнению с временами советской наглядной агитации). Обывательский взгляд воспринимает окружающую среду через мягкую вуаль телевизионных и журнальных визуальных клише, фотографический объектив, однако же, беспощаден. То есть сегодняшняя Москва не фотогенична, и для ее съемки потребна либо пикториалистская "мягко рисующая оптика", либо рекламные эффекты, либо ностальгическая разрисовка Кати Голицыной. Москва в работах новых московских фотографов - это ирреальное пространство, город снов. Достаточно вспомнить "Огни Москвы" (1997) Тани Либерман или "Петровскую Москву" (1997) Владимира Куприянова. Эти работы - искусные композиционные обманки, вызвавшие в фотографической среде споры о том, как их можно было технически осуществить. Сюрреалистические фотографии Москвы Льва Мелихова, представленные на выставке "Маниловский проект" (февраль 1999) в галерее Гельмана, - развитие той же самой тенденции. Однако этот подход очень не нов для российского искусства и уже достаточно критически осмыслен. Новым в фотографическом восприятии Москвы является предельная степень отчужденности городской среды, не существовавшая в "долужковское" время. Когда-то в 80-е швейцарский фотограф Урсулла Гансер, увидев городскую свалку, восхитилась богатством "московского материала". В те времена Москва действительно имела богатую и целостную визуальную структуру - с этим материалом, в частности, работала школа "Непосредственной фотографии", бывшая вершиной огромного айсберга российской любительской фотографии. Здесь можно вспомнить любительские снимки Патриарших прудов А. Г. Смирнского, использованные в инсталляции группы ФЕНСО "Домики для уток" на Московском фотофестивале 1997 г., как одно из последних обращений современных художников к фотографии, репрезентирующей привычную городскую среду. Эта "неореалистичекая" фактура Москвы "до 90-х" сегодня уже разрушена. Одно из свидетельств тому - видеоинсталляция Нины Котел "Gotham City" на выставке "Total Recall" в Арт Медиа Центре "TV Галерея" (28.01.98 - 10.03.99). "Маниловский проект" вполне реально осуществлен в "городе дураков", где становятся явью любые архитектурные фантазии. Новейшее московское строительство слишком обострило контрасты, сделало городскую среду композиционно нерепрезентативной. А то умиротворяющее впечатление незыблемого горизонта, которое оказалось возможно "уловить" видеокамерой, принципиально неуловимо в фотографии. В свою очередь виды строящегося города, сделанные для книги о строительстве Москвы (заказ Владимира Ресина Дому фотографии) Игорем Мухиным и Сергеем Леонтьевым, несмотря на поставленные документально-исторические задачи, передают ощущение отчужденности объекта, невозможности его идентифицировать и тем более сделать основой индивидуального высказывания. Надо сказать, что Игоря Мухина, который снимает Москву в течение многих лет, интересует скорее не пространство, а время, поэтому ему во многом удается избежать эффекта отчуждения в своих жанровых фотографиях. А вот последняя "детективная серия" Тани Либерман (частично представленная в марте 1999-го на выставке "Подружка" в галерее "Феникс") вся построена на криминальном напряжении пространства, в котором человек предстает потенциальной жертвой преступления. Похоже, новейшая Москва - это монстр, требующий отношения к себе как к тотему, а иначе он разрушает любую попытку целостного восприятия. Возможно, протезы Ефимова и Чернышева являются рефлексией в том числе и на окружающую московскую среду - железного Петра, бронированные витрины или железные "ракушки" на газонах. Московские фотографы мало и неохотно выходят на уличные съемки, будто ощущая таящуюся в городе опасность. Если фотографируют, то по заказу, как бы снимая с себя авторскую ответственность. Самыми бесстрашными кажутся последние работы Владимира Куприянова - он видит некую первобытную силу в разрушении стиля, в абсурдизме сегодняшнего городского пространства. В его работах проглядывает городское животное, отчасти родственное корове Кулика, смешное и пугающее своей неуклюжестью. Но это неоформившееся пространство не дает возможности для репрезентации. Остается все тот же художественный свист. * См. каталог берлинской выставки "Zeitgenossische Fotokunst aus Moskau", 1995. **См., например, "Новые приключения неуловимых, невыразимых и ненужных" в "ХЖ" № 9. |
