Евгения Кикодзе
ИДИОТ ПРОТИВ ШИЗОФРЕНИКА

Пять лет назад в Москве на вернисаже выставки "Художник вместо произведения" по экспозиционным залам бегал практически голый человек и перед каждой знаменитой фамилией, указанной на этикетке (например, Пистолетто или Кляйн) кричал: "Почему меня не взяли на эту выставку?!" Это был обиженный художник Александр Бренер, разом убивающий двух зайцев, ибо он полагал, что крик его - как раз то самое произведение, незаслуженно отвергнутое, но в последний момент ловко вставленное в достойный ряд. Его появление тогда, конечно, возвещало о многом1. Прежде всего - о радикальном повороте к эксцентрике, который, действительно, не был отрефлексирован в 1994 году как важный, как принципиально новый момент в персоналистской линии современного искусства, которой, собственно, и был посвящен проект "Художник вместо произведения". Данную проблематику и пытается раскрыть новый проект - "Безумный Двойник". Появление Бренера на выставке можно считать диктатом стиля, наглядной демонстрацией нового вкуса. Так же, как негритянские маски у фовистов, этикетки - для поп-арта, граффити - для нью-вейва, у нового поколения середины 1990-х годов появилось свое специфическое пристрастие - орущий городской сумасшедший.
Безумный Двойник - определение, нуждающееся в конкретизации - очень широк диапазон отклонений, в свое время проходивших в культуре под именем безумия. В конце концов, все более-менее определенные характеры имеют в пределе ту или иную форму помешательства - по замечанию П. Б. Ганнушкина, средокрестием меж ними, условно говоря, "нормой", являются люди "конституционально глупые", мыслящие усредненными штампами и не способные ни к какому виду творчества. Как бы парадоксально это ни звучало, именно к этой сердцевине посредственности и глупости и ближе всего наш персонаж. В данном случае речь идет об идиотии (более обще - об олигофрении), то есть не столько о заболевании, сколько о "пороке развития" личности. В этом Безумный Двойник противостоит всем формам психического расстройства, он - тот, которого с трудом можно научить грамоте, которому под силу лишь простейшие задачи, который не вписывается в социальные нормы жизни. В то же время "идиот!" - широко распространенное ругательство, свидетельствующее, насколько болезненно переживают идиотическое поведение окружающие - больше, нежели неадекватность шизофреника или агрессию параноика. Это - фигура, рождающаяся на пересечении границ, пересечении нечаянном, "по ошибке", по недомыслию - но, тем не менее, очень болезненном для окружающих.
В литературе существует множество версий о комическом "говорении невпопад", которое характеризует героя-дурака, героя - рассеянного, героя - "на самом деле себе на уме" и, наконец, героя-предателя. Уместнее всего к нашему случаю выглядит бородатый анекдот об офицере, приглашенном в генеральский дом и имеющем наготове две фразы, одну из которых: "Какая прекрасная погода!" он собирается произнести вслух всем гостям. Другая же фраза: "Пойдем на антресоль!" должна быть сказана на ушко хозяйке, но офицер сбивается и произносит все наоборот. Скандал выявляет сразу две транскрипции образа: циник (высказанное при всех предложение хозяйке) и безумец (шепчущий гостям о хорошей погоде). Циник и безумец - такова версия канонической сегодня пары: светский художник и персонаж, предлагаемый Безумным Двойником. Это художник, таинственно шепчущий банальности и подло раскрывающий секреты.

Какие же секреты могут быть сегодня у современного искусства? Прежде всего, связанные с этим самым двойственным образом художника. Адресность ролей тут обратная, нежели можно предположить на первый взгляд: персонаж - образ внешний, работающий на широкую аудиторию, он активно взаимодействует с массовой и субкультурами. В светской же интеллектуальной ипостаси автор предстает перед своими коллегами: "Знаете, а в своей живописи я - некрофил (тинэйджер, копиист и т. п.)". Условность каждого амплуа напрямую соотносится с соглашением: художник - общество, со сцепленными кругами "малой" (современное искусство) и "большой" (демократическое общество) художественных правд. Перекрывая один другой, эти круги, усилиями сообщества Современное Искусство, имеют тенденцию разъезжаться, так, что в результате внутри малого круга образуется сегмент, неподнадзорный для социума - так называемая зона эксперимента и радикализма. Светский автор получает там свободу и даже частично проецирует ее на свое окружение - за это даримое сладостное чувство и ценят художников критики и институции. И поскольку малая окружность сдвинулась и частично "вылезла" из поля общественного дискурса, у нее нет более и общей границы, проходящей между радикализмом и обществом, нет иной цензуры, кроме своей, внутренней, институциональной. Ситуацию эту можно иллюстрировать метафорой Кречмера о шизофренике, который "правит бал за спущенными шторами".
Идиот раздергивает шторы. Из всех его дурацких дел - псевдоконструирование, шаманский и лженаучный концептуализм, имитированные страдания в перформансе, помоечные "объекты" и "инсталляции" - наиболее остро все же воспринимается обнажение им зоны "антиискусства". Разведенные некогда круги со скрипом совмещаются, и у радикализма появляется проекция в понятиях общественной речи, которую Двойник (двойной агент, выступающий сейчас на стороне общества) с усердием иллюстрирует. Итак, в понимании общества радикализм предполагает: переход от призывов свержения авторитетов к прямому насилию и террору (культурный анархизм приравнивается к политическому); - например, Юп ван Лисхоут, "Мерседес-бенц", 1999; неадекватность, переходящую в безответственное поведение и хулиганство - Маурицио Каттелан, "Побег"; оскорбление чувств верующих и громогласное отрицание всякой метафизики - Авдей Тер-Оганян, "Школа современного искусства - Надругательство над иконами"; оскорбление национальной истории и вообще национальных чувств как таковых - Олег Кулик, "Конец истории".
По сути дела, эти художники в жизни ничего из вышеперечисленного не практикуют: ван Лисхоут не стреляет в людей, Тер-Оганян не занимается вандализмом и не интересуется делами церкви, Олег Кулик участвует в международных выставках как российский художник. Все это - лишь иллюстрирование границы, которое, тем не менее, воспринимается едва ли не более радикально, нежели самое ее пресечение. Тут все дело - в публичности. Ведь сегодня можно, при поддержке друзей и меценатов, демонстративно нарушить закон и успеть исчезнуть до приезда милиции. Можно получить титул радикала, статью сочувствующего критика и признание в специализированной среде. Но нельзя описать, чем это было для широкой общественности, нельзя назвать имена потворствующих, нельзя нарушить "узкодемократический" сговор специалистов. В общем, нельзя обнажить и высветить зоны специфических замутнений и сгущений в идеологии всеобщей и тотальной прозрачности, потому что, с точки зрения самого современного искусства, это - полный идиотизм и вредительство самим себе. Идиот рубит сук, на котором сидит, и сжигает мосты - но не с помощью тротила, а галогеновыми экспозиционными светильниками.