Анатолий Осмоловский

БЕЗ ИСКУССТВА И БЕЗ ПОЛИТИКИ - В XXI ВЕК

На протяжении всего двадцатого века изобразительное искусство обладало беспрецедентным статусом и влиянием. Может быть, впервые в истории искусств эстетика приобрела реальное политическое значение. Но уже в начале века была отчетливо видна существенная разница между чисто эстетическими проблемами и политической позицией, которую эта эстетика занимала. Этот скрытый внутренний конфликт достиг своего пика и осознания в деятельности Ситуационистского интернационала. Знаменитая фраза ситуационистов: "Мы художники лишь постольку, поскольку мы уже не художники. Мы пришли, чтоб воплотить искусство в жизнь" - подвела итог искусству авангарда и указала ему абсолютно бескомпромиссный и лишенный каких-либо иллюзий путь. Эта фраза вот уже на протяжении последних тридцати лет висит над деятелями культуры как дамоклов меч. Будущее изобразительного искусства целиком и полностью зависит от ответа на этот вызов ситуационистов.

Убожество эстетических проблем необычайно остро ощущается именно в посткоммунистической России. Культурный уровень публики здесь настолько низок, что не позволяет воспринимать даже комплиментарные работы. Что же касается конфликтных и проблемных работ, то они с чувством полной безнаказанности и безответственности просто вытесняются в область бессознательного. В нынешней России острее, чем на Западе, открывается полнейшее равнодушие аудитории к искусству. Поэтому уникальной связи между эстетикой и политикой (а значит, и актуальным, потому что только политика порождает актуальное) больше не существует. У Искусства нет будущего, а если оно и есть, то только при условии внятного ответа на вызов ситуационистов.

Может ли современный художник довольствоваться ролью общественного дизайнера или оформителя приватных помещений? Может ли исполнение этой роли породить актуальные связи в среде искусства и вытеснить банальные товарно-денежные отношения, которые только и возникают в подобной ситуации? Хватит ли у кого-нибудь смелости и энергии ответить на эти вопросы положительно? И будет ли, что очень важно, этот ответ услышан? Или художественная общественность и дальше будет дефилировать по вернисажам с бокалом дешевого вина, а другая, более энергичная, ее часть становится обычными, ни на что в историческом смысле не претендующими политическими менеджерами? Но все эти вопросы на самом деле несущественны. Или, по-другому, ответ на них совершенно ясен и неинтересен.

В чем заключается положительный смысл вышеприведенной максимы ситуационистов? Прежде всего в амбиции. Искусство только тогда что-либо значит, если ставит себе максимально сложные и предельно радикальные задачи. Мы должны захватить мир и осуществить Поэзию! - писали ситуационисты. Сколько еще должно пройти десятков лет, чтобы понять: подлинное искусство невозможно без власти.

Что же это за власть? Я ни в коем случае не имею в виду, что художники должны стать политиками. Всякий, кто хотя бы краем своего существа задел политическую сферу, не может не видеть убогости мышления людей, занимающихся бессмысленным формированием больших человеческих масс. Политика - это выстраивание человеческих отношений по принципу большинства, количества. Группа, в которой насчитывается больше чем тридцать человек, наверняка коррумпирована; организация, состоящая из сотен людей, коррумпирована точно; когда счет идет на тысячи, мы можем говорить уже о полном врастании в существующую систему власти, а именно она враждебна всему тому, что называется искусством: подлинное искусство невозможно при этой власти.

История - череда конфликтов. Искусство - это то, что обнажает конфликт или проблему, а не скрывает их. И только такое искусство политично (реально) в подлинном смысле этого слова. Все остальное - дизайн.

Я: Недавно я был на открытии выставки-римейка "My Bloody Love" в магазине "Invogue". Хозяева этого магазина без уведомления художника (меня) при печати заменили в моих работах текст, поставив на его место свою рекламу. Вот хороший пример: где в данной ситуации эстетика, а где политика? В эстетическом смысле не изменилось практически ничего: тот же шрифт и кегль. Как заметила любительница "прекрасного" Айдан Салахова, "было очень красиво". Но вот вопрос: к какой области человеческой деятельности принадлежит это незначительное изменение? К искусству или политике?

Искусство, тем более современное искусство, - это прежде всего суверенный жест выбора. Дюшан открытой им практикой реди-мэйдов довел этот жест до своего предела. Поэтому с полным основанием мы можем предположить, что отказ от искусства - это отказ от выбора. Предвыборная кампания "против всех", получившая в нынешней России необычайную известность, - одно из первых политических выражений подобного отказа.

Кампания "против всех" - это не предвыборный трюк, не амбиция современных художников в политтехнологической сфере и не спекуляция на народном негодовании нынешней властью, а фундаментальный протест против представительной демократии, против методологии выбора, против установившейся системы легитимации власти и против Человека как идеи и концепта эпохи Просвещения. "Человек, о котором нам говорят и к освобождению которого призывают, уже сам по себе - эффект подчинения более глубокого, чем он сам" (М. Фуко). Более того, эта кампания - только первый, пока еще неуверенный шаг по пути к новому, альтернативному социальному Проекту, который ровным счетом не имеет ничего общего ни с искусством в его устоявшемся понимании, ни с парламентской политикой власти большинства. Художественный и политический вектор этого Проекта особого рода - это политика до всякой политики, это искусство после какого-либо искусства. Ничего не доводить до политики и ничего не делать искусством - максима, способная наметить точное направление необходимых действий. Область, которая здесь открывается, еще пока не поддается определению. Что это за деятельность, не желающая быть ни искусством, ни политикой?

Я: Одна из последних моих акций - это прорыв на трибуну мавзолея группы молодых художников с лозунгом "против всех". Данная акция планировалась мной не только в рамках агитационной кампании "против всех", но и больше - как ее символ и визуальное выражение. Место, где выставляли себя на всеобщее обозрение лидеры коммунистического режима, заняли простые, никому не известные молодые люди, которые предложили на всеобщее обсуждение мысль, волнующую наиболее передовых деятелей современной культуры (кстати, трибуна мавзолея - отличная площадка для рекламы любых идей; первыми это поняли художники Комар и Меламид). Можно, конечно, назвать этот эффектный жест искусством (тем более, что придумал и организовал его художник), но не будет ли это определение несколько неточным? (Если понимать этот жест как искусство, то и в нем присутствует идея реди-мэйда Дюшана: точный выбор места и времени акции.) Мне все же кажется, что если художественность в данном жесте и присутствует, то эстетики (искусства) в нем нет.