ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ N°33

Рубрика: интервью

Базон Брок: "Воцивилизовывание культуры"

Базон Брок (Юрген Брок; Базон - псевдоним, произв. от "persona") - художник, куратор, критик и теоретик современного искусства; завкафедрой эстетики Вуппертальского университета. Главные тексты: "Эстетика как посредник" (1957 - 1977), "Эстетика против навязанной непосредственности" (1977 - 1986), "Редекада" (1980 - 1990), "Братские поцелуи" (1994), "Против монстров консенсуса", "Стратегии эстетики", "Дух времени и креативность" (1994 - 1997) и т. д. Имя Базон Брока часто связывают с Йозефом Бойсом, близким другом и сподвижником которого он являлся многие годы. Отвечая на вопросник "Франкфуртер альгемайне цайтунг", Б. Брок заметил, что любит живопись Рембрандта и Матисса, музыку Рихарда Вагнера и Джона Кейджа, книги Томаса Манна и Фридриха Гельдерлина, героями современности считает Ницше, Бойса и Клауса Тевелайта, а наиболее презренными личностями - того же Рихарда Вагнера, а также Мартина Хайдеггера и Карла Шмитта. Руководимая Б. Броком кафедра эстетики существует и виртуально: www.brock.uni-wuppertal.de.

"Художественный журнал": В чем особенности взаимоотношений между центром и периферией в культурной парадигме Германии?

Базон Брок: Германская парадигма состоит в том, что немцы, в силу исторических обстоятельств, считают необходимостью подавать пример преодоления гомогенности культурного пространства, понимания культуры как единого целого. Немецкая культура - это перманентная, трудоемкая "дегерманизация". Это касается не только процесса искупления исторической вины, но и ориентации на единую Европу, что ведет к аннулированию центра идентичности. В Германии вообще никогда не существовало ориентации на единый центр. Мы очень поздно стали географическо-национальной единицей, и наша культурная жизнь протекала и протекает во множестве центров, сохранившихся с периода феодальной раздробленности. В каждом из них есть театры и опера, музеи и консерватории, художественные и театральные школы. Существует настолько густая сеть центров, что границы между провинцией и центром в этой ситуации стираются. Берлин доминировал с 1871 по 1945 год над огромным количеством культурных центров лишь формально. Фактически же регионы никогда не отрекались от своей самостоятельности. Мы устроены по федералистскому принципу, культурой ведают субъекты федерации - федеральные земли, так гласит конституция. Множество региональных ситуаций в совокупности дают общую картину того, что происходит в культуре Германии. Аналогично складывается и картина в других сферах - в экономике например. Это вообще - парадигма полицентричного мира и, конечно, Европы, которая просто не может следовать французскому примеру моноцентричного устройства, где все лучи тянутся к Парижу. Европа может существовать лишь как Европа множества центров, и Германия со своей федеральной системой культурного пространства является историческим примером для всей Европы.

"ХЖ": Что в таком случае значит проводить единую европейскую культурную политику?

Б. Б.: Это означает использовать в качестве силы развития небуквальный перенос между одним лингвистическим ареалом и другим, одним региональным сообществом и другим, одним историческим опытом и другим. Это значит, что новую Европу не будут вести какие-либо особенно продвинувшиеся группы, которые могли бы выступить в качестве поводырей или авангарда, источником общеевропейской динамики станут перманентные перенос и перевод: языковой, культурный, религиозный перевод, состояние трения между самостоятельными и разнородными языками, культурами, ментальностями. Не надо ждать, что нечто совершенно новое явится миру через пророчество или инстинкт художника. Все новое рождается под внутренним давлением, из перманентной необходимости осуществлять обмен между различными регионами, менталитетами и языками. Уже сам перевод, который всегда является смещением, то есть неидентичным, аналоговым, представляющим нечто большее, чем переведенный оригинал, прирастающий новым содержанием и смыслом в процессе трансформации, - это и есть источник развития. Таким образом, грядущая Европа может быть лишь полицентричной, усиливающей свою внутреннюю динамику посредством перманентного процесса перевода, трансформации. В Германии, пока сохранялась феодальная раздробленность, все выглядело именно так. Полемика, критическое взаимодействие между баварцами и пруссаками, саксонцами и жителями Рейнской провинции и являлись собственно внутригерманской динамикой, и в объединенной Европе эти процессы с большой долей вероятности будут разиваться по похожей схеме.
Брюссель работает над созданием рамочных условий, задает единый цивилизаторский порядок: начиная от правил перевозок и торговли, страхового законодательства и законов о средствах коммуникации, вплоть до научных, медицинских и технических стандартизаций. Всюду одинаковые технологии, всюду одинаковые товары, всюду одинаковые средства транспорта и коммуникации, одинаковые отели, самолеты и автомобили, в принципе одинаково функционирующие. Это - обязательные для всех, единые цивилизаторские рамки. Внутри же этих рамок, этих исходных базовых условий сможет развиваться динамика трансформации.

"ХЖ": Означает ли это стремление к равновесию, то есть что центр универсализирующейся цивилизации и глобализирующейся культуры могут совпасть в некоей точке равновесия?

Б. Б.: Нет, это не так. Глобальными становятся лишь общие для всех исходные условия цивилизации. Точно так же, как во всем мире одинаковыми методами и способами изучаются одни и те же естественные науки, точно так же будет происходить генерализация рамочных условий культуры. Но универсальная цивилизация лишена субстанции, т. е. полностью формализована. Это - данность, как погода, географические условия или - сама природа. Внутри этих унифицированных цивилизационных рамок различия могут быть реализованы с пользой для всех, исходя из имманентной необходимости их постоянной трансформации. Итак, мы имеем дело с двумя процессами: развитием цивилизации и культурным развитием. Унифицикация затрагивает лишь атрибуты цивилизации, все, связанное с жизнью внутри нее, определяется культурой. В перспективе это означает, что различные культуры, их противоборство и гегемонистские устремления будут допустимы лишь в рамках цивилизационного порядка, то есть обострение конфликта цивилизации и культуры будет нарастать.

"ХЖ": Какую роль играет демократия в этой ситуации?

Б. Б.: Демократия неотторжима от основополагающих правил цивилизации, лишь в этом отношении действует демократический процедурный регламент. В культуре он не имеет смысла: невозможно демократическим путем принимать решения об истинности религиозных убеждений, о том, прекрасны ли стихотворения или картины. Демократия определяет рамочные условия сосуществования, демократические методы необходимы для осуществления контроля. Культуре чужды такие правила. Ее нормальное, природное состояние - состояние борьбы, рамки цивилизации сдерживают это напряжение, не допуская, чтобы эта борьба вылилась в серьезный конфликт. В этом состоит демократический контроль культурного противоборства. Поскольку гегемонистские тенденции, претензии на превосходство одной культуры, религии и языка над другими будут сдерживаться, должно произойти движение навстречу друг другу, движение в смысле перманентного переноса, перевода, трансформации непонятного, "другого". Европа и весь мир развиваются в двух плоскостях: отдельно укрепляется глобальная цивилизация и отдельно продолжает существовать несчетное количество региональных культурных особенностей, которые воспринимаются, в том числе и друг другом, как чужеродные, непонятные, более того - абсурдные сеттинги, но ввиду динамических процессов, постоянной трансмиссии они просто обречены на перманентное взаимопроникновение, полемику, противоборство, однако крайности, культур за гегемонию должны будут сдерживаться цивилизацией.

"ХЖ": Термин "провинциализм" вплоть до 80-х гг. рассматривался в качестве проблемы преимущественно в левом дискурсе; как выглядит эта проблема в описываемой вами ситуации?

Б. Б.: Провинциализм служил негативным термином для обозначения регионов, отрицавших силу действия глобальных цивилизаторских рамочных условий, и индивидуумов, не желавших соответствовать требованиям, предъявляемым к "цивилизованному человеку" - умению воспринимать текст и зрительные образы, выносить суждения о причинной связи явлений и применять научные методы. Сегодня же соотношение центра и провинции означает соотношение цивилизации и культуры. Любая культура может апеллировать лишь к ограниченному кругу, каждой религии противостоит множество других религий, одной теории искусства - множество других. Вот эти отдельные теории, конфессии и культуры и есть провинция, они занимают то семантическое поле, в котором раньше помещалось понятие "провинция". Поэтому сегодня говорят не о "провинциализме", а о регионализме, тогда как универсальный опыт, глобальные условия цивилизации являются тем, что раньше называлось "центром". Центр оказался перенесенным на ситуацию в целом. Отношения центра и провинции сегодня - это отношения глобальной цивилизации и региональной культуры.

"ХЖ": Можно ли в этой ситуации говорить об "исторической периферии", в смысле непреодоленности разрыва между универсальным дискурсом и дискурсами стран Восточной Европы, бывшей ГДР, России? Ведь на Западе искусство этих стран дореформенного периода показывают исключительно в историческом контексте. Прошлым летом попытка поместить на выставке в Веймаре искусство ГДР в художественный контекст вызвала волну ожесточенных споров и дискуссий о правомочности этой стратегии.

Б. Б.: По поводу этой выставки в июле прошлого года я опубликовал статью в журнале "Neue Bildende Kunst". Это типичное устаревшее противопоставление культуры и провинции, т. е. региональной особенности и глобальной цивилизации. Живопись и занятие искусством в ГДР было значимой частью культуры. Искусство было выражением культуры. В то время как на Западе современное искусство было выражением цивилизации, западные художники стремились покинуть свои культурные ситуации. Они занимались искусством, чтобы наконец вырваться из-под давления своей региональной культуры, религии или менталитета. Точно так же, как и наука не может рассматриваться лишь в качестве культурного феномена, а является в большей мере феноменом цивилизации, поскольку принципиально стремится избавиться от привязанности к культуре, изменить стиснутый рамками культуры менталитет. Наукой можно заниматься, лишь если она не содержит культурных импликаций. И это еще раз указывает на ситуацию в целом: постсоциалистическому пространству необходимо переключиться на восприятие искусства и науки как феноменов цивилизации. Конечно, тем самым культура лишается субстанции, содержания, и возникает вопрос: а что, собственно, еще является культурой? Ответ: это - региональный фольклор, традиции, менталитет, формы суждения, взгляды на жизнь и т. д.
Этому развитию сопротивляются, ему сопротивляются и в России, не желая мириться с тем, что лирика и романы не являются более носителями образцов культурной идентификации. Раньше как было - собирался митинг, Евтушенко читал стихи, присутствующие проклинали империализм, фашизм, негодовали, плакали. И сегодня русские в большинстве своем продолжают придерживаться мнения, что поэты и художники должны в высшей мере способствовать укреплению культурного самосознания, "объективно исследовать действительность". И если русские художники, воспользовавшись свободой, занимаются не "основанием и укреплением культурной идентичности", а наоборот, стараются преодолеть региональные культурные позиции, подключаются к глобальным процессам в науке, технологиях и т. д., поднимается крик, что культура и искусство в России потеряли всякое значение и никому не нужны.

"ХЖ": Однако, вернемся к веймарской выставке.

Б. Б.: Моя идея сводится к тому, чтобы рассмотреть изобразительное искусство бывшей ГДР в глобальном цивилизационном контексте. В ленинском социализме было свое понимание универсальной цивилизации, универсальной культуры, отличавшееся от сталинского. Социализм в его ленинской трактовке имел "универсалистские", "глобальные" притязания. По вопросу о том, "можно ли построить социализм в одной отдельно взятой стране", Ленин и Сталин серьезно повздорили. Ленин настаивал на том, что "социализм - это глобальный феномен". Но начинать в какой-то отдельно взятой стране надо было. За Россию сделали выбор в пользу социализма закрытого, регионального, позже именно этот вариант социализма - не универсалистского, не ориентированного на создание глобальной цивилизации - утвердился и в Германии. Социализм претворяли в жизнь как феномен культуры, путем подавления остальных идеологий, как и полагается в культурной борьбе, путем промывания мозгов, запрета религии и т. д. Это более чем очевидно, особенно если задаться вопросом: что художники СССР и прочих соцстран сделали для развития глобального художественного дискурса, для цивилизации, то есть для реального универсального социализма? Но тут можно будет отметить, что, например, такой художник, как Вернер Тюбке, со своими панорамными картинами, полными исторических реминисценций и выполненными с постмодернистским безразличием, предвосхитил постмодерн в Западной Германии. Кроме того, продолжая рассматривать эти работы не в культурной парадигме, а в цивилизационной, становится возможной совершенно иная их оценка. И вдруг выясняется, что искусство из стран соцлагеря или из развивающихся стран совершенно определенно способствовало развитию универсального социализма, то есть глобализации, выравниванию стандартов во всем мире. Становится необходимым переосмысление истории и написание новой главы о "вкладе художников Восточной Европы и их дискурсов в развитие универсального социализма". Это означало бы рассматривать это в том аспекте, что ленинский социализм не стремился к господству одной культуры над всеми другими, утверждаясь повсеместно в качестве общественного устройства, а преследовал цель развивать цивилизацию (борьба с неграмотностью, электрификация и т. д.) и способствовать созданию равных возможностей и стандартов для всех. В результате такой исторической переоценки искусства, театра, литературы и кино в странах Восточной Европы будет написана новая история искусств, не искаженная в угоду эстетике истории. В начале ХХ века именно русские были носителями универсалистской идеи, они первыми с большим воодушевлением обратились к абстрактному искусству: футуризм да и супрематизм перекликались с идеями социализма, с идеями социалистической революции, поскольку, став абстрактным, искусство уже не может передаваться в рамках культуры, его язык универсален.

"ХЖ": Да, но в то время, как западные авангардисты искали возможности обновления искусства за океаном, в племенных культурах Африки и Океании, русский аванград вынашивал идеи особого пути России, он был сконцентрирован на православной религии, народной культуре, фольклоре?

Б. Б.: Вы сказали: культура - это ключевое слово. Культура всегда фольклористична, всегда территориально ограничена и предопределяет ограниченный менталитет. Культура вызывает слезы, цивилизация вызывает иронический, дистанцированный смех. Культура - это экзистенциальная глубина и озадаченность, это трагическая сторона жизни. Цивилизация - это освобождение от давления глубинных чувств, от конфессиональной привязанности, от языка. В ХХ столетии национал-социализм и универсал-социализм сосуществовали в параллельных плоскостях, то есть культура и цивилизация существуют параллельно. Не должно удивлять, что если возникала необходимость в оказании воздействия, в манипуляции, то художники обычно обращались к регионалистскому языку, народному творчеству, создавали "Kampfbund deutscher Kultur". Воздействовать на конкретных людей можно было лишь посредством культурного пафоса, на доступном им языке. Но в универсуме, в рамочных условиях цивилизации - свои динамические процессы, свое напряжение, культура тут уже не играет никакой роли. Самое фантастичное то, что современное искусство способствовало собственной ликвидации как феномена культуры (это называлось контркультурой), а затем перешло к ритуализованной процессуальности, к формальному творчеству, объект которого лишен всякого эстетического смысла. Герои культуры, конечно, возразят, что опустошена цивилизация, ничего не дает для души, не предоставляет никаких возможностей для непосредственного познания жизни как драматического вызова... Это так, назовем это состояние "синдромом Уорхола": потребление, поверхностность, бесконфликтность, никакого устоявшегося менталитета, никакой идентичности... Эта принципиальная дискуссия продолжается повсюду: в Африке, Европе или Индонезии. Но, участвуя в ней, необходимо понять, что, собственно, произошло, то есть необходимо дать новую оценку тому, что произошло за десятилетия после Октябрьской революции в России. Насколько удалось всем этим людям, Вернеру Тюбке в частности, преодолеть собственную культурную зависимость и какой внести вклад в развитие универсума, в развитие цивилизации. И тогда придется признать, что в ГДР искусство постмодерна появилось раньше, чем в ФРГ. Соответственно и интерес к этому искусству будет совершенно иной. Панораму Тюбке нельзя оценить в культурно-историческом контексте, но, применяя критерии постмодерна, приходишь к выводу, что это - шедевр.

"ХЖ": И что же дальше?

Б. Б.: Кардинальный вопрос в том, будет ли вся система культурных отношений определяться постоянным провоцированием вопроса: а какова ваша ориентация по отношению к глобальной цивилизации, к науке, искусству, которые уже не являются феноменами культуры? Каков ваш вклад в это развитие, в то, чтобы лишить свою собственную культуру могущества и ограничить противоборство культур? Или же вы покидаете глобальную цивилизацию, откатываетесь назад к стадии культурной борьбы? По-моему, на постсоветском пространстве произошло именно это: узурпация культуры с целью легитимации беспринципности, экономического эгоизма, жажды власти, необходимостью "культурной борьбы" оправдываются самые жуткие преступления. В постсоветском обществе культура претерпела ревалоризацию, получив явно завышенную значимость. И в доказательство скрытой закономерности все культуры разом заявили о своих гегемонистских устремлениях. Задача художников, всех творческих людей и ученых в этой ситуации сделать все возможное для низложения культуры как метода легитимации религиозной розни и экономических преступлений, всемерно развивать антикультурные тенденции в науке и искусстве. Это становится возможным лишь в подключении к универсалистским процессам. Необходимо срочно перейти в наступление, цель которого - снижение завышенных претензий культуры в пользу универсализирующейся цивилизации. Программное название: "Воцивилизовывание культур".

"ХЖ": Много ли сторонников вашей концепции противостояния культуры и цивилизации? И какова расстановка сил?

Б. Б.: Родиной этой концепции можно считать Германию, поскольку здесь граница между культурой и цивилизацией была выражена особенно четко. Благодаря публикациям и дискуссии в газете "Le Monde", терминологическое различие между цивилизацией и культурой получило распространение во Франции. Англичане и американцы все еще не понимают о чем речь. Но вы, наверное, догадываетесь, что, когда американский политолог Хантингтон пишет о "стокновении цивилизаций" ("clash of civilisations"), речь идет о "столкновении культур" ("clash of cultures"), но сам автор не понимает разницы, поскольку в английском языке не существует принципиального различия между "culture" и "civilisation". Однако сама необходимость найти ответ на вопрос "как соотносятся глобализация и регионализация?" неминуемо приведет к распространению концепции противостояния цивилизации и регионов, цивилизации и культуры, глобального рынка и культуры. Это долгий и мучительный процесс, поскольку художники теряют кредит у народа, поддержку культурного и языкового сообщества, теряют возможности воздействовать творчеством, но взамен они приобретают способность находиться в стороне от культурной борьбы. Универсальный социализм является нам уже не под маской культуры, а в оболочке ставших универсальными, получивших распространение во всем мире технологий, отраслей науки, форм производства, коммуникаций. Это серьезное испытание для культуры: она может просто исчезнуть совсем и ситуация будет сравнима с положением США, которых часто упрекают в том, что это нация без культуры (в привычном понимании). Но и в цивилизованной Америке тоже существует культурная борьба. Такой, казалось бы, отрадный факт, как принятие в 1963 году "антидискриминационного акта" ("antidiscrimination act"), и это тоже ирония истории, вызвал усиление "культурного самосознания" меньшинств. В этом проявляется диалектика: устранение сегрегации в законодательном порядке вызвало рост "культурного самосознания" и усилило культурную борьбу. Америка превратилась в поле битвы цивилизационного порядка и культуры. Перед Россией же, похоже, сегодня стоит проблема, решение которой Германии было навязано как результат второй мировой войны. Пока же Восток являлся пространством культуры, Запад - пространством цивилизации. Противоположность Востока и Запада - поле борьбы между культурной легитимацией и цивилизаторско-универсалистской легитимацией. И снова ирония истории, поскольку изначально именно социализм являлся цивилизаторско-универсалистской моделью. В этом необычность задач, над решением которых нам предстоит работать.

Интервью брал Виктор Кирхмайер

Кельн, 22 апреля 2000

Виктор Кирхмайер
Родился в Алма-Ате в 1970 году. Журналист, сотрудник радиостанции "Немецкая волна". Живет в Кельне.
© 2001 - Художественный журнал N°33

Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1