ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ №34-35

ВЕНЕЦИАНСКАЯ БИЕННАЛЕ: ПОСТСКРИПТУМ

ВИКТОР МИЗИАНО

Знакомство с экспозицией последней Венецианской биеннале (а также с рецензией на нее Виктора Мазина) побудило меня поделиться двумя наблюдениями. Первое из них имеет отношение к концепции и экспозиционной режиссуре главного куратора - или, как здесь принято говорить, комиссара - биеннале, Харольда Зеемана, а второе - к выставленным здесь произведениям.
1. Само назначение главным комисаром биеннале - структуры в последние годы достаточно консервативной, - Харольда Зеемана может быть расценено как факт неожиданный, так и закономерный. Ведь, с одной стороны, Зееман - один из старейших европейских кураторов: его работа, начавшаяся еще в 60-е годы, собственно, и закладывала основы этой новой тогда профессиональной практики. С его именем принято связывать легендарную выставку "When attitude becomes form", пятую (и самую прославленную) кассельскую Документу, предпоследнюю Лионскую биеннале и целый ряд выдающихся тематических выставок, в том числе подготовленной им в конце 70-х годов экспозицию "Gesamtkunstwerk", в которой анализировались концепции тотального произведения искусства - от Вагнера через Мерцбау к актуальному (тогда) искусству. С другой же стороны, уроженец немецкой Швейцарии, Зееман никогда не стремился к статусу культурбюрократа или медиальной звезды. Единственная институция, которую он возглавляет, - это "Музей одержимостей": институция, глубоко персональная и интимная, место прописки которой - частный дом самого Зеемана (в небольшом местечке в итальянском кантоне Тичино). Иначе говоря, независимость и даже эксцентрическая непредсказуемость Зеемана делает его крайне непохижим на его двух респектабельных предшественников - консервативного, до мракобесия (хотя и высокоученого) Жана Клера (1995) и стратегийного, до конъюнктурности (хотя и высокопрофессионального) Джермано Челанта (1997).
Предложенные Зееманом тема и слоган биеннале - "dAPERTutto", хотя и переведено в каталоге и на развешинных по Венеции штандортах на основные европейские языки (а в резенции В. Мазина - и на русский как "Открыто всему"), на самом деле наиболее эффективно именно на итальянском. "dAPERTutto", означающее в прямом переводе "повсюду", имеет и иной, метафорический смысл. Выделенное прописными буквами APERT есть пямой намкек на "Аperto", некогда существовавший и явно украшавший Венецианскую биеннале специальный павильон молодых художников. Павильон этот, как известно, был в 1995 году отменен консерватором Жаном Клером, а затем, по прошествии двух лет, так и не возобновлен Джермано Челантом. Концепция Зеемана, таким образом, отдает реваншем: в пику консерваторам он предлагает всю биеннале - последнюю биеннале ХХ века - посвятить идеям открытости, молодости и обновления.
Однако - к этому и обращено мое первое критическое наблюдение - концепция Зеемана строится на противоречии. С одной стороны, слоган "Открыто всему" как бы провозглашает некую новую постидеологическую кураторскую позицию - открытость индивидуальным проявлениям современного творчества, и преодоленность идеологического догматизма, что очевиден в любых программных тенденциях, движениях и направлениях. Однако, с другой стороны, как в декларациях, так и в экспозиции, у Зеемана очевидны и рецидивы идеологизма. Предпочтение он отдал трем категориям художников - художникам молодого поколения, женского пола и азиатского происхождения. Иными словами, Зееману, куратору старшего поколения, хочется напоследок протащить классическую эмиссарскую функцию куратора - открывать и маркировать новые типологические и генерализирующие тенденции и явления.
Есть что-то синильно авангардное в установке на приоритет молодости: это лишь иная форма протаскивания культа "нового". Есть что-то от тривиальной ангажированности в установке на промоушен женщин и азиатов: политическая корректность - это действительно последний всполох идеологии. Ведь если быть абсолютно последовательным в реализации установки на "открытость всему", то это должна быть выставка, лишенная каких-либо априорных предпочтений: выставка самоценных индивидуальных высказываний независимо от пола, этноса и возраста автора.
Критический пафос моей ремарки нацелен не столько на противоречия в кураторской концепции, сколько на практический результат. Увлеченность эмиссарскими задачами расфокусировала внимание Зеемана как раз к тому, что должно было быть в его фокусе. Так, выставка страдает немотивированной случайностью выбора работ, поспешной небрежностью в выстраивании экспозиции. Пострадала, к примеру, замечательная художница Грация Тодери, у которой со снайперской точностью выбрана работа самая неудачная и случайная; необъяснимо, почему Соо Жа Ким - художница спонтанно ситуативная, представлена не новой работой (перформансом или акцией), а грузовиком, груженным цветными тюками, - документальным фрагментом ее хрестоматийно известной работы с выставки "Cities on the Move"; даже относительно эффектная работа Дугласа Гордона - это наименее выразительное из того, что мне удалось видеть из его творчества, и т. д. Кроме того, соврешенно невнятным выглядит внедрение в панорамный охват молодого искусства случайных работ состоявшихся классиков: к примеру, повисшая на стене среди медиаинсталляций проходная живописная композиция Зигмара Польке. Наконец, мой самый главный упрек Зееману - это отсутствие чувства меры в рекрутировании молодых китайский художников, чей общий уровень удручающе низок (их творчество напоминало мне среднюю продукцию молодых московских художников, появившихся на Западе в конце 80-х и с той же жадностью и неразборчивостью хватавшихся за модные приемы и неведомые им ранее художественные материалы). Говоря иначе, кураторский attitude Зеемана явно не стал form.
Противоречия зееманской биеннале таят в себе серьезную опасность: актуальная постидеологическая ситуация будет понята как санкция на отказ от артикулированной кураторской концепции, как право на немотивированную произвольность в выстраивании художественных инициатив.

2. Есть, однако, в зеемановской биеннале три безусловных достоинства. Во-первых, он собрал действительно прогрессивное жюри, с решениями которого трудно не согласиться. Лучшие работы выставки действительно принадлежали женщинам и выходцам из крайне маргинальных регионов (иранка Ширин Нешат, финка Эйя-Лиза Аттила, полька Марта Козыра - авторы справедливо награжденных работ). Наконец, в третьих, выставка Зеемана убедительна в своем педалировании видеоработ: собранные вместе, они действительно предъявили некое новое качество современной художественной жизни.
Важно оговорить, что преобладавшие на выставке видеоработы строились на использовании видеопроекций (одной или нескольких) в замкнутом и затемненном боксе (речь, таким образом, идет о традиции Била Виола, а не Нам Джун Пайка). Есть некое особое качество в режиме функционирования этих работ. Многое взявшие от визуальной агрессии кинематографа, произведения эти обладают неведомой ранее современному искусству суггестивной силой: восприятие масштабных видеопроекций в пространственно ограниченном и затемненном помещении - это в самом деле мощное эмоциональное испытание (чего не ведали ни реди-мэйд, ни объект, ни даже традиционная инсталляция). Присуща этим произведениям и непривычная для традиционных выставок, как, впрочем, и кинематографу - искусству по определению массовому, интимность контакта с произведением: ведь в затемненный бокс получают доступ лишь четыре-пять человек (а в идеале предполагается лишь один зритель). Так, работы эти фиксируют возвращение отринутой современным искусством ауры: видеопросмотровый бокс - это ведь нечто среднее между церковной криптой и кабиной пип-шоу, он чреват как спиритуалистическим аффектом, так и конденсацией желания. То, что казалось абсолютно исторгнутым из режима существования современной образности - катарсис, созерцание, вчувствование,. - вновь возращается в видеобоксы. Вот почему эти работы предполагают также и возвращение фигуры Автора, риторики доверительного высказывания. В самом деле, лучшие работы выставки рождены крайне персональным, индивидуально выстраданным опытом (М. Козыра), они задействуют классическое развернутое повествование (Э.-Л. Аттила), отстаивают право на патетику (Ш. Нешад). Уходит, таким образом, все то, что определяло собой художественную продукцию последнего десятилетия, - институциональная критика и интерактивные игры, деконструкция и ирония, индивидуалистический аффект и циничная провокативность.
© 2001 - Художественный журнал N°34

Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1