В музее швейцарского города Цуг трое давних друзей, больших любителей и несомненных профессионалов поговорить об искусстве - Борис Гройс (Вена), Илья Кабаков (Нью-Йорк) и Павел Пепперштейн (Москва), - выставили в буквальном смысле одну из своих бесед, возможно - своего рода метафору дискуссии, которая по разного рода причинам не состоится в обществе. Художественную рамку для дискурса, выдвинувшегося на первый план в качестве самостоятельного произведения, образовали рисунки Кабакова и Пепперштейна. Борис Гройс выступил в качестве автора проекта и организатора беседы, состоявшейся во Франкфурте-на-Майне за полгода до выставки. Гройс в последнее время в своих текстах и выступлениях довольно часто противопоставляет традиционную "беседу" "коммуникации" посредством новых медиа: электронной почты, телефона, SMS-посланий и т. д., в которых, по его мнению, "общение" исчезает, вытесняется обрывочной джанк-коммуникацией.
Стены залов Кунстхауса на уровне взгляда опоясывает сплошная лента из страниц с распечаткой полуторачасовой дискуссии - параллельно на русском и немецком языках. Над текстом - настенные росписи Пепперштейна, под полосой - отдельные рисунки Кабакова разных лет. В углу каждого из залов - монитор, на котором идет видеозапись беседы (к сожалению посетителей, только на русском языке: ни синхронизировать беседу, ни сделать титры не удалось). Последний, полутемный зал организован как пространство звучащего текста. На стены проецируются цветные кадры видеозаписи беседы, чередующиеся со статичными черно-белыми проекциями портретов участников проекта, приглушенные голоса Гройса, Кабакова и Пепперштейна, транслирующиеся сразу по трем каналам, наполняют аудио-визуальный инвайронмент шелестом "оригинала"-беседы. "Гройс: ...Само желание быть художником, сама фигура художника, его функция в обществе все больше подвергаются сомнению. Художники впали в депрессию, в пессимизм по поводу самой возможности быть художником в этой ситуации.
Кабаков: ...С одной стороны, художник приобретает невероятную свободу импровизации на любом материале, непривязанности ни к какому материалу вообще. Так родился концептуализм, который игнорирует всякое изделие, всякое предметное воплощение своих идей. С другой стороны, это приводит к психологическому эффекту, который знаком каждому художнику сегодня. Несмотря на то, что амбиции художника остаются теми же, а возможно, и превышают предыдущие, проблема состоит в том, как войти в зону, которая уже занята существующими художниками, если у тебя нет профессионального "ступенчатого" восхождения по известным правилам, по направлению снизу вверх, которое было в традиции. Как попасть в сегодняшний профессиональный художественный мир, не владея ступеньками, а "бросаясь с крыши"...
Пепперштейн: ...В поезде я, например, постоянно оказываюсь в ситуации человека, который умеет нарисовать, скажем, бегемота. Люди, набившиеся в купе и куда-то едущие, спрашивают друг у друга: кто ты такой? Услышав слово "художник", они тут же спрашивают: а бегемота умеешь нарисовать? Как только говоришь "да", к тебе возникает очень хорошее отношение. Оказывается, в такой сложной ситуации, как вы, Боря, только что описали, имеет смысл обратиться к грубым и неприятным социальным ситуациям и в них найти источники приятного, что есть в слове "художник", и тех привилегий, что заложены в большом блине общего архаического сознания. Оказывается, художник, умеющий воспроизводить реальность карандашом на бумажке, хронически заручается любовью людей...
Гройс: ...Если мы говорим о фигуре художника как о сакральной, то есть наследующей сакральную функцию, то художник прежде всего - и в этом смысле я согласен с Пашей - человек, который не работает восьмичасовой рабочий день. Наиболее экстремальная ситуация в современной цивилизации (и тут уже не нужен никакой лагерь) - регламентированный рабочий день. Если спросить моих студентов или моих знакомых, почему они стали художниками, они дают всегда один и тот же ответ: чтобы не работать регулярно целый рабочий день. И это единственный ответ, который можно от них получить. В этом смысле искусство действительно выполняет защитную функцию. Это защита от самого страшного деспотизма современного мира - здесь не нужно никаких экстремальных условий. Экстремальные условия - это условия повседневности...."
Кроме разностороннего обсуждения роли, функций, места и положения художника, его взаимоотношений с музеем и обществом участники проекта обсудили роль новых медиа в искусстве, различные дефиниции коммуникации. По мнению Б. Гройса, "между идеей коммуникации и идеей беседы существует большой разрыв... в известной мере беседа есть противоположность коммуникации, а теория беседы - противоположность теории коммуникации. Теория коммуникации исходит из наличия у тебя мнения по всевозможным предметам, а практика беседы исходит из отсутствия таковой".
Касаясь эстетических и практических дифференций "беседы" и "коммуникации", П. Пепперштейн отметил, что в основе эстетики беседы лежит "течение, река", в беседе "нет разрывов", тогда как "коммуникация состоит из дискретных фрагментов, между проскакивающими сообщениями образуется разрыв". Классическая беседа, по мнению Пепперштейна, протекает "вне общества, вне социума", в вымышленном, искусственном пространстве, а "одно из традиционных прибежищ беседы, превратившейся в диалог персонажей, - пространство романа".
"Неорганизованная проза" наших персонажей современного искусства нашла убежище в залах Кунстхауса, предоставляя зрителю/читателю возможность вступить в мысленный диалог с их философскими и личными переживаниями.