Николя Буррио - один из ведущих французских критиков и кураторов последнего десятилетия. Автор многочисленных кураторских проектов и нескольких книг. Создатель и редактор журнала "Documents". В настоящее время возглавляет Центр современного искусства Пале де Токио. Живет в Париже.

Виктор Мизиано: Какой упрек можно было бы адресовать практике современных больших выставок? Николя Буррио: Основной упрек, на мой взгляд, сводится к тому, что сегодня биеннале озабочены количественными показателями - они собирают в одном месте сотни художников, так и не выстроив их произведения в единую картину, не оставив места для высказывания, не спровоцировав содержательной дискуссии. Могу добавить, что сама идея биеннале - выставки, которая проходит раз в два года, - мне представляется немного механистичной. Почему раз в два года, а не в три, четыре или каждый год?.. В. Мизиано: Или вообще постоянно длящегося события?
Н. Буррио: ...Разумеется, ведь в ряде стран биеннале и создаются с тем, чтобы заменить собой отсутствие художественных институций. К примеру, биеннале в Тайпее или Цетинье и во многих других городах возникли на фоне нехватки серьезной музейной деятельности в сфере современного искусства, на фоне отсутствия художественных центров. Такие биеннале - своего рода оправдания, позволяющие легитимировать реальное отсутствие политики в отношении современного искусства. Это, конечно же, лучше, чем ничего, но...
Перед нами сегодня стоит задача изобрести и разработать новую, более значимую модель Большого события. Для этого в первую очередь надо с повышенной ответственностью отнестись к его теме, идейной программе. Ведь большинство современных биеннале не ставит никаких острых проблем, кроме ссылок на "мультикультурализм", "утопию" и прочие интеллектуальные клише. Если ты ставишь проблему Утопии, недостаточно просто собрать художников, которые с ней работают. Скажи, что это для тебя значит? Как ты ее понимаешь? Преврати экспозицию и ее каталог в систему авторски выстроенных смыслов! Я вообще сторонник понимания кураторства как авторской интеллектуальной деятельности. Это не значит, что куратор может использовать художников и их работы абсолютно произвольно, но это значит, что выставка - это язык и кураторская практика - это язык. Нам еще многое предстоит сделать для того, чтобы это осмыслить и утвердить в общественном мнении. Вспомним, сколько усилий потратили кинорежиссеры, сплотившиеся в 50-х вокруг журнала "Cahier de Cinema", на утверждение авторского статуса кинорежиссуры. Ведь до того создатели кино не считались художниками, авторами, каковыми они признаны сейчас. Подобно режиссеру куратор в своей работе имеет дело с множеством разных профессий и видов деятельности. Он, конечно, не метахудожник, но он полноценный автор...
Иосиф Бакштейн: Считаешь ли ты, что, в терминах культурной политики, биеннале - это воплощение нового порядка в мире искусства? Что для каждой страны второго и третьего мира, если она хочет стать частью глобального мира, единственный путь в сфере искусства - это создание Большого проекта? Может, именно поэтому геополитические задачи в таких проектах доминируют над творческими? Ведь они в первую очередь являются фактами культурной политики, а не эстетическими феноменами.
В. Мизиано: Хочу добавить: ты упомянул мультикультурализм, неоутопию, а это ведь главные темы идеологии глобализации! Именно эта идеология, кстати, и призвала в 90-е к жизни стремительное распространение и умножение биеннале в разных частях света. Однако сегодня после войны в Ираке и многих других событий эта идеология подвергается явной коррекции. Мы сталкиваемся с тенденцией ресуверенизации, с борьбой за разные модели глобализации и т. д. Отсюда и мой вопрос: какая позиция, какое геополитическое видение оправдывают сегодня большую выставку?
Н. Буррио: Обратите внимание, что антиглобалисты сами определяют себя через понятие альтер-глобализации (или другой глобализации). Это означает, что на место идеи борьбы лицом к лицу пришла идея развития собственной сети в противовес другой сети. Теперь необходимо воевать оружием, которое использует противник, - вот что важно.
В. Мизиано: Таким образом, биеннале может быть понята как оружие стратегического назначения?! Подобно тому, как каждая страна стремится теперь гарантировать свой суверенитет, заполучив оружие массового поражения, так и каждая национальная культура пытается отстоять свой культурный суверенитет, создав на своей территории платформу интернациональной художественной коммуникации.
Н. Буррио: Конечно, биеннале - своего рода проекции идеологии, это точно. Особенно когда они подкрепляются идеей репрезентации искусства всего мира от Африки до Нью-Йорка, от Москвы до Токио. При этом сама практика встречи в одном месте большого количества разнородного материала создает дополнительные проблемы. Организаторы и кураторы больших событий, чтобы выделить авторов на этом общем фоне, начинают требовать от них предъявления своей этнической идентичности, т. е. фольклора. Художников воспринимают как рупор некоего характерного сообщества, от них ждут использования своей культуры как содержания, контента. Говоря иначе, художник должен быть типическим, репрезентативным, экзотичным. В результате большие выставки превращаются в своего рода зоопарк миноритарных мирков. Я же склонен читать, что, даже имея дело с миноритарной культурой, необходимо обладать критическим видением. Нельзя, будучи частью некой культуры, просто сказать себе "о'кей, я принимаю это, поскольку я отсюда родом". Я верю в авторов, способных критически оценивать, анализировать свою собственную культуру. Это отношение включает в себя два шага: первый - твое отношение как художника к своей культуре и второй - отношения твоей культуры со всем остальным миром. И когда эти два отношения ускользают из работы художника, она перестает быть интересной, по крайней мере для меня. И. Бакштейн: То есть, лишь сохраняя критическое отношение к собственной локальной культуре, художник может стать международным, глобальным? Но каким образом возможно преодолеть это требование экзотизма, этнографичности?
Н. Буррио: Есть два пути. Во-первых, художник абсолютно не обязан работать со своей собственной культурой - можно работать и с другими окружающими тебя элементами мира. Второй путь, конечно же, состоит в том, чтобы все время сохранять дистанцию между собой и своей культурой, не считать ее чем-то само собой разумеющимся.
В. Мизиано: И все-таки, что могло бы подтолкнуть тебя лично и твоих коллег из Лондона, Милана, Нью-Йорка взять билет на самолет и приехать на Московскую биеннале? Каковы ваши ожидания? Что интересного, с твоей точки зрения, мы можем предложить?
Н. Буррио: Впечатляющий проект.
В. Мизиано: Просто проект? Не материал?
Н. Буррио: Абсолютно точно, и это - единственная причина, способная заставить меня посетить выставку, которую я прежде не видел. Меня способен впечатлить проект - яркий и определенный взгляд на вещи. Иначе это напоминает ситуацию в супермаркете, где ты просто выбираешь. Будучи членом художественного сообщества, куратором или критиком, ты приходишь на экспозицию, чтобы, увидев что-то, сказать "мне это подходит для моего очередного проекта".
И. Бакштейн: Но ведь интересный проект может быть реализован где угодно. Какого рода особенности страны, города, места могут быть приняты в расчет, дополнить проект так, чтобы сделать его интересным?
Н. Буррио: На самом деле у меня нет ответа, поскольку это - часть содержания проекта. Этот рецепт неизвестен заранее, поскольку связанность места и проекта - то самое, что должно быть обдумано предварительно. И это естественно, именно поэтому мыслительный процесс является частью проекта. В. Мизиано: Но когда интернациональный проект проводится в таких периферийных городах, как Москва, разве не вменяется ему априори одна задача, независимо от характера и концепции проекта, - способствовать диалогу интернациональной сцены с местным сообществом?
Н. Буррио: Мне кажется, существует своего рода двойная связь. Конечно же, иностранные коллеги поедут в Цетинье, Москву, Сан-Паулу или Стамбул для того, чтобы посмотреть город, его художественный контекст и оценить его локальную специфику с точки зрения усредненных интернациональных критериев. Но в то же самое время биеннале, которые лишь воспроизводят устоявшиеся стандарты и не принимают в расчет особенности местной ситуации, далеко не так интересны. Ведь искусство - это не абстрактная деятельность, оно создается живыми людьми и глубоко укоренено в повседневности. Вы не станете выбирать место для проекта исключительно из профессиональных соображений. Мне кажется, сегодня действительно важно ре-гуманизировать мир искусства.
И. Бакштейн: Так, например, произошло с биеннале в Стамбуле, своего рода вовлечение локальных явлений...
Н. Буррио: Здесь уместно говорить лишь о промоушене турецких художников. Закономерно, что в Стамбульской биеннале участвовало большее число турецких художников, чем в Сан-Паулу или в Кванджу, а потому профессионалы смогли познакомиться с деятелями местной сцены. Вовлечения, в действительности, - это нечто совсем другое.
И. Бакштейн: Можете ли вы привести какие-то примеры вовлечения? Обсуждая с коллегами московский Большой проект, мы пытаемся понять определенные ожидания международной аудитории, с одной стороны, и ожидания локальной сцены - с другой. Это два разных типа ожидания. Поэтому, может быть, это должен быть не один Большой проект на одну тему, но несколько. Должен ли он строиться как одна гомогенная выставка или же здесь более уместна сетевая структура, соединяющая разные проекты? Н. Буррио: Я абсолютно уверен в последнем. Вы не обязаны делать единый проект, напротив, вы можете построить сеть - сначала на уровне дискуссии между людьми и затем на уровне разработки выставки, форма которой может быть та же, что и у сети. На мой взгляд, здесь важно наличие нескольких утверждений, связанных между собой.
В. Мизиано: Исторически сложилось несколько моделей кураторского руководства большим событием. Традиционная модель подразумевает главного куратора, который работает самостоятельно либо с сокуратором...
Н. Буррио: Сравнивая позиции главных кураторов, занятые Окви Энвейзором на Документе и Франческо Бонами на Венецианской биеннале...
В. Мизиано: Которые являются противоположными системами?!
Н. Буррио: Не слишком, поскольку обе исходят из идеи куратора как своего рода управляющего директора. На самом деле фигура куратора-менеджера - новая тенденция наших дней. Этот куратор управляет разными кураторами, но он не вовлечен в процесс производства смыслов, он делегирует эту задачу другим кураторам. На мой взгляд, в каком-то смысле это не позитивная эволюция профессии.
В. Мизиано: Есть еще и модель Манифесты, которая предполагает наличие 3 - 5 кураторов, обладающих равными правами, что, правда, приводит к тому, что они постоянно ссорятся друг с другом... Н. Буррио: ...и не порождают никакой дискуссии. В этой ситуации отсутствует артикуляция разных позиций, которые четко определены и могли бы стать почвой для обсуждения. Поэтому я думаю, что единственный способ работать вместе с другими людьми - это иметь мужество для совместного обсуждения. И. Бакштейн: Значит, дискуссия должна быть включена в структуру управления? Она должна быть частью процедуры? То есть от нее нельзя отказаться?
Н. Буррио: Да, это абсолютно точно, но тенденция - увы! - состоит в том, что кураторство понимается все больше как менеджмент. В прошлом роль менеджера исполнял координатор, который находился в подчинении у куратора, теперь же он - выше.
В. Мизиано: В твоей работе мне крайне близок один интересный аспект. Например, в редакционном совете созданного тобой некогда журнала Document присутствует много художников. Видишь ли ты их частью дискуссии, порождающей Большой проект?
Н. Буррио: Да, но для меня они - не столько художники, сколько просто интересные люди, с которыми мне есть что обсудить. Лайэм Гиллик, Филипп Паррено, например. Это верно и в отношении кураторов. Я никогда не задавался целью собрать определенное число художников или кураторов. Для меня они важны как индивидуальности.
В. Мизиано: Позвольте мне обратиться к принципу реальности вместо принципа удовольствия. Делая любой проект, а тем более Большой, ты вынужден соотноситься с желаниями министерств, спонсоров, прессы и широкой публики. Возможно ли сочетать это с волей куратора/автора к интересному проекту? Н. Буррио: Но ведь любой кинорежиссер, возьмем Орсона Уэллса, например, находился под давлением крупных голливудских компаний, у него возникало множество препятствий на пути реализации того, что он задумал. Это множество вещей накладывало определенные ограничения, но как сильный человек он смог получить именно то, к чему стремился. Любой куратор сегодня должен быть Орсоном Уэллсом: ситуация без препятствий невозможна. Напротив, ограничения являются частью проекта. Ничто не падает с неба, мы должны уметь работать с ограничениями.
В. Мизиано: В 90-е годы ты был апологетом "эстетики взаимодействия", т. е. понимания искусства как акта прямой коммуникации, как динамичного социального процесса. Однако биеннале неизбежно связаны с местом, с конкретным городом, с его выставочными площадками. Ты и сам ведь сейчас привязан к одному месту - к выставочному центру Пале де Токио?
Н. Буррио: Вообще я не вижу смысла фетишизировать процесс. Почему он должен быть важнее, нежели объект? Сама идея процесса сегодня, мне кажется, становится своего рода фетишем арт-мира и стремится определять, что такое современное искусство. На мой взгляд, с живописью и скульптурой тоже может быть все о' кей!
В беседе участвовали Иосиф Бакштейн и Виктор Мизиано

Материал подготовила Екатерина Лазарева