Наталья Чибирева
НОВЫЙ АКТИВИЗМ?

"Публичность: Йенс Хаанинг, Мэтью Лоретт, Александра Мир". Институт современного искусства (ICA), Лондон, Великобритания. 29.01.03 - 16.03.03.
"Хардкор. Навстречу новому активизму". Дворец Токио, Париж, Франция. 27.02.03 - 18.05.03.
В первой половине 2003 года, как свидетельство беспомощности общественных усилий против непонятной войны, два созвучных кураторских проекта были представлены публике в Лондоне и Париже: оба смутно обращались к феномену взаимоотношения искусства и политики и говорили о некой новой волне этого феномена.

***
ICA выставлял трех художников - Хаанинг (Дания), Лоретт (Франция), Мир (Швеция), - в то время как Дворец Токио мог позволить себе настоящий "ассамбляж" - более ста работ 18 художников.
Основная тема выставки в ICA - общественная сфера: художник как общественная фигура, художественная институция как общественное пространство, продукция и циркуляция общественной информации. Слова publicness не существует в английском языке. Этим подчеркивается некая иностранность (чужеродность) события и объединяются проекты, иначе как неологизмом не объединяемые.
В брошюре ICA осведомляет, что "экспозиция бесплатна для иностранцев" ("foreigners free") - еще один прекраснодушный жест? (Впоследствии мне пришла в голову более интересная интерпретация - этот лозунг как отстраняющий механизм, иллюстрирующий участь маргиналов в обществе. В конце концов, признание себя таковым - не слишком ли высокая плата за свободный доступ на выставку? Этот проект Йенса Хаанинга умно привносит некую метафору "политэкономического" обмена, однако адресат при этом выбран несколько политически "застенчиво" - иностранные посетители ICA, мягко говоря, вряд ли являются тем слоем населения, который фигурирует под рубрикой "иммиграционная политика". Мало того, покровительственность жеста вполне согласуется с политически корректными действиями властей, нежели символизирует оппозицию.)
Идея "foreigners free" во многом иллюстрирует природу сегодняшней связи между политикой и искусством в Европе - интервенции производятся в наиболее безопасном направлении и их интерактивность очень выборочна.
Проекты Хаанинга наиболее визуально выразительны. Эта визуальность кажется доступностью, но при столкновении с явной слабостью сентенций возмущает куда более, чем бумаги-документы его коллег. Сильные ранние проекты ("Производство оружия", "Мидделбургское лето", "Бартер") не представлены в ICA даже в виде документов. И это оправдано - они приобретают значимость только в своем изначальном контексте - галерее.
Мастер соло-экспозиции, Хаанинг явно теряет в групповом показе. Беспомощность и неожиданная салонность поздних вещей особенно бросаются в глаза в политическом контексте экспозиции. Проблема отчасти в том, что в этих условиях Хаанинг пытается сохранить вещь (артефакт), чем еще более усиливает процесс банализации политического жеста в искусстве - отсюда в зале "аутентичная" гигантская вывеска на арабском (Ma'lesh1), снятая по указанию властей во французском городе Безансон, и новые стулья в баре ICA, приобретенные взамен тех, что были отправлены почему-то в Карачи в ходе проекта "Перераспределение".
Только "Арабские шутки" поддерживают некий диалог с агрессивностью ранних работ Хаанинга. Плакаты, изображающие белокурую девицу с секс-флайера рядом с невинными шутками на арабском, были расклеены в иммигрантском районе Копенгагена. Никакой значимой связи между блондинкой и шутками не существует. Проект привлекателен именно своим дезориентирующим посланием. Помещенный в контексте некой оппозиции и реферируя к обоим ее полюсам - датчанам и арабам - но при этом оставляя в недоумении обе партии, плакат создает некий конструктивный вакуум. Постер работает как прямой механизм коммуникации, так как требует от зрителя занять позицию - не по отношению к его эстетике, но к его социальности. В ранних проектах Хаанинг переносил явно нехудожественную деятельность в пространство галереи - например, иммигрантскую швейную фабрику в Мидделсбурге (Голландия), нелегальное производство оружия в Копенгагене (Дания), супермаркет в Осло (Норвегия). Фабрика при этом продолжала три недели работать и даже зарабатывать, оружие в галерее производили добровольцы, так или иначе знакомые с бизнесом, и пищевые продукты всерьез продавались в галерее по более низким ценам, так как импортировались как произведения искусства (с которых, как известно, налог на прибыль минимальный). Проекты ставили с ног на голову привычную художественную экономику и необратимо искажали позицию зрителя, уже не посетителя, но скорее интервента, нарушителя порядка или потребителя в наиболее банальном смысле слова. Хаанинг использовал привычную стратегию отстранения, но скорее социального, нежели эстетического, - стратегия куда более действенная, чем манифест любого толка. Используя маргиналов, Хаанинг умножал агрессию своих акций. Перенося крупицу капиталистического бизнеса в галерею и исследуя метафору накопления, он вопрошал о сути художественного бизнеса и бизнеса как такового. Со временем проекты становились более галерейны и взаимоотношение между искусством и реальностью деградировало в бессмысленное "культурное перераспределение" случайных предметов в места накаленных политических конфликтов. Создание работ, не поддающихся коммодификации, пожалуй, единственная радикальность сей акции.

В проекте "Гражданство"2 Мэтью Лоретт задался целью обрести законным путем максимальное количество гражданств. С 1999 года он создает базу данных, включающую все условия всех стран, выполнение которых необходимо для натурализации. На базе этой базы на Биеннале-2001 был создан проект "Павильон других стран". По просьбе Лоретта директор Биеннале отослал письма в посольства 112 стран, не представленных на этом шоу. В послании говорилось, что Лоретт согласен представлять любую страну на Биеннале в обмен на гражданство сей страны3. Негодующая реакция публики на, скажем, послание в афганское представительство, надо полагать, иллюстрирует радикализм акции.
Александра Мир, в отличие от коллег, не критикует исчерпанность явления аутентичности, но, находя позитивное приложение моделям пиаровского мира, предлагает альтернативное публичное искусство. Хотя проекты последних двух авторов с трудом можно отнести к политически радикальным, они наглядно повисают в пустоте деборовского спектакля: "Жесты индивида принадлежат не ему, но скорее тому, кто их ему представляет"4. Последнее представляется безжалостным вердиктом любым сегодняшним "радикальным" порывам.

***
Экспозиция во Дворце Токио точнее сфокусирована, несмотря на больший объем. Выставка скорее рассматривает радикальность и насилие как художественные стратегии, нежели говорит о политическом активизме как таковом. То есть, сделана попытка не сводить искусство к политике, не рассматривать его исключительно как механизм передачи политического содержания.
Такой подход сегодня кажется реалистичным. Четко сформулированная тема позволила объединить очень разные проекты и при этом сохранить большую целостность, нежели это удалось куратору в ICA5. Само пространство Дворца благотворно сказывается на выбранной тематике - оно позволяет представить больше художников и тем проиллюстрировать основное отличие нынешнего художественного активизма от акций 1960-х. Это - не однородное движение, но множество индивидуальных стратегий.
Я остановлюсь лишь на работах одного художника - Сантьяго Сиерра, чьи проекты перекликаются с работами Хаанинга. Метафоры, однако, более действенны. Он напрямую обращается к проблеме эксплуатации неимущих (в основном иммигрантов) в современном обществе. Все акции используют добровольцев. Сьерра добавил один (решающий) компонент в хаанинговскую формулу - волонтерский труд в его проектах оплачивается. Таким образом он одновременно усложнил и упростил метафору капиталистических отношений. Работы - черно-белые фото или видео, названия - сухое описание процесса. Во Дворце Сьерра выставил "Распыление полиуретана на 18 телах" (исследование в области секс-торговли), "Два слепых музыканта" и "3000 ям 180 х 50 х 50 см". Его ранние известные работы включают: "Татуированная линия длиною в фут", "133 человека, которым заплатили за покраску волос в белый цвет", "11 человек, за плату выучившие фразу". Минималистский "Объект, сконструированный для поддержания в горизонтальном положении" - один из самых эффектных. Две пары добровольцев попеременно поддерживали огромную деревянную призму. Сьерра избирает бессмысленные и повторяющиеся задачи и, предлагая оплату непроизводительного труда, подчеркивает абсурдность всей экономической активности. Человек остается объектом, реди-мэйдом, и продажа его тела и времени означает только это и ничего более. Работа не имеет ценности - она воплощает потерю времени, смысла, индивидуальности. Сьерра раздражает большую часть публики. Многие считают его приемы крайне уродливыми с моральной точки зрения - они эксплуатируют человеческое достоинство (и тело) и при этом, в итоге, с коммерческой целью. На что его ответ банальнейше прост -- критики отказываются видеть уродство в жизни, но живо реагируют на его вялую реплику в галерее. Потенциальная очередь волонтеров на эксперименты за минимальную плату для него куда более серьезный повод рассердиться. Как и для Хаанинга, предметом насилия и провокации для Сьерра является эта зрительская гуманность первого порядка - то есть чистоплюйство - первоисточник политической корректности. Противников подобная аргументация, однако, не устраивает - зачем репродуцировать нечто, только чтобы показать, что оно гнусно?

***
В целом экспозиция ICA слабее парижской выставки, несмотря на то что тематика не ограничена политическим аспектом. Аксиома "Хорошая концепция - неопределенная концепция" не работает в ICA, так как выдвинутая концепция просто слаба. Дворец Токио, в свою очередь, впадает в неисчислимые противоречия, когда на государственные деньги пытается изобразить нечто, потенциально противоречащее общепринятой линии. Наиболее животрепещущие темы настолько заражены политической корректностью, что любое обращение к теме, скажем, иммиграции и проституции, представляется лишь очередным безопасным жестом заложника рынка арт-институции.
Если об исчезновении искусства более говорить не пристало, опустошение политического дискурса - тема не хрестоматийная. Британский арт-критик Д. Д. Чарльзворт убежден, что именно отрыв политики от общественной сферы является объяснением кажущегося диалога между искусством и политикой.6 Наверное, наивно сегодня ожидать действенной связи между искусством и политикой и раздражаться из-за слабости политического анализа в искусстве, которое за модель берет активизм, годами культивирующий "поведение трудных подростков". С неохотой мы понимаем, что нынешний "радикализм" вряд ли представляет угрозу индивидуальности профессии, а есть всего лишь форма спасения искусства путем отождествления оного с важными аспектами реального мира.

1 Ma'lesh - алжирское несколько грубое выражение, означающее "кого волнует" (who cares)
2 Смотри сайт www.citizenproject.com
3 До сих пор Лоретт является только гражданином Франции.
4 Guy Debord, "La Societe du Spectacle", 1967; перевод с английского издания Debord, Guy. "The Society of the Spectacle". Zone Books, New York, 1995, с. 23.
5 Cristina Recupero
6 JJ Charlesworth, "Art's Agency", Art Montly, no. 261, November 2002

© 2003 - Художественный журнал N°53



Наталья Чибирева
Родилась в 1970 году в Москве. Закончила МАРХИ. Архитектор, критик.
С 1996 года живет и работает в Лондоне.

Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1