Консерватизм - это апология верности. Верности определенной традиции. В нашем случае - европейской духовной традиции, классическому представлению о мироздании. Это аполлоническое начало, противостоящее дионисийскому. Начало, олицетворяющее ясность, рацио, дух в противовес бестиальному, природному, хтоническому. Так называемое римское приветствие отсылает к жесту Аполлона, который разделяет по уровню взгляда бестиальное и духовное в человеке. Консерватизм или традиционализм реакционен и контрреволюционен: это реакция на те деструктивные, хаотические тенденции, что со времен Французской революции владеют умами человечества и господствуют до сих пор повсеместно, в частности и в культуре. Поэтому традиционализм, консерватизм, приверженность европейскому классическому стилю в наши дни следует воспринимать исключительно как личностный выбор.
Классицизм, классическое мировосприятие не всегда и не обязательно выражается в привычных для нас "классических" формах. Скажем, неоклассицизм или же академизм я не воспринимаю как приметы классического мироощущения. Это лишь попытки декоративного воссоздания образа, в этих реконструкциях часто отсутствует собственно классический дух. Гуго фон Гофмансталь очень хорошо сказал о том, что наши представления об античности извращены Винкельманом и Кановой, которые создали образ рафинированной, безопасной античности. В то время как античность, классика может быть устрашающей. Устрашающей своей надчеловечностью. Классическое начало - это взгляд Аполлона. Взгляд - это своего рода оружие.
Фобии, которые классическое мироощущение может вызывать в современной культуре, я думаю, прежде всего связаны с проблемой стиля. Современное искусство практически тотально бесстильно, бесформенно. Стиль часто ассоциируется с "тоталитарным". Зрителю приятнее нечто абсолютно бесформенное - дионисийское. Представителю третьего сословия комфортнее чувствовать себя в хаосе. Он не может себя отождествить с цельной, жесткой, законченной образной системой, т. е. ордером, стилем, поскольку стиль этот его неминуемо подавляет. Микеланджело может подавлять среднего зрителя. И в этом смысле его можно также ассоциировать с "тоталитарным" искусством. Любое высокое искусство тоталитарно.
Неудивительно, что силы хаоса, доминирующие в современной культуре, стремятся растворить немногочисленные свидетельства возвышенного начала в бессмысленном потоке профанических, невнятных проявлений, затопившем музеи Европы, Америки, России. Но консервативные тенденции вновь и вновь возникают в культуре, собственно, они никогда и не исчезали полностью: периодически мы наблюдаем так называемые Greek или Сlassical revivals. Наиболее яркие примеры относительно недавнего прошлого мы находим в искусстве 30-х годов, главным образом в архитектуре: Буров, Колли, Жолтовский, Шпеер, итальянские мастера.
Но классическая преемственность нарушена. И современные тенденции обращения к классике, реставрации высокого стиля в большинстве своем - лишь мимикрия. В искусстве давно уже наступил 84-й год, только он явился не результатом воздействия каких-то авторитарных, тоталитарных идеологий, но окончательной победы среднего класса. В искусстве нет ничего ужаснее. Отсюда бесстилье, мелкобуржуазные проблемы, вульгарность, доминирующие сегодня. И есть большая вероятность, что именно средний класс захочет приобрести, фигурально выражаясь, этот классический образ, обезопасить его, попытается на себя его примерить. Что приведет лишь к дальнейшей деградации классики. Этим, думается, и объясняется популярность недавних неоакадемизмов и неоклассицизмов в буржуазных кругах. В американской и советской культуре мы обнаруживаем, на мой взгляд, симптоматичные примеры, когда формации, исторически, идеологически и даже эстетически не имеющие и не способные иметь никакого отношения к традиции, о которой мы говорили, к консерватизму в его изначальном, не превратном понимании, используют консервативный, условно назовем его - Римский стиль. Хотя формации эти в целом - абсолютно дегенеративные, плебейские (в первую очередь, в духовном отношении) - антиподы аристократической духовной иерархии. Последняя великая попытка создать имперский стиль - это Италия Муссолини, когда действительно существовали предпосылки для построения иерархии и на социальном, и на политическом, и на эстетическом уровнях. Может быть, это единственный случай, когда подобный стиль мог бы состояться.
Я склоняюсь к тому, что мы находимся в такой ситуации, когда коллективный опыт подобного рода невозможен или практически невозможен. Сейчас я не вижу реальных оснований для создания или рождения высокого аполлонического стиля. Во-первых, мы находимся под деструктивным влиянием - и это неизбежно, к сожалению, - толпы с соответствующими идеалами, которые, собственно, и наблюдаем на большинстве художественных выставок. С другой стороны, мы испытываем очень серьезное давление иных культур, пластический язык которых абсолютно чужд европейцам. Нового глобального имперского стиля в этой ситуации не может быть. Но есть опасность, создавая Римскую империю, превратить ее в Османскую. Подобная трансформация или слияние не представляются мне продуктивными для европейской культуры. К примеру, арабские мотивы в архитектуре Венеции занятны, но ясный, строгий и чистый стиль Палладио прекрасно существовал и без подобных заимствований. Не хотелось бы стать свидетелем тех времен, когда нам запретят изображать человека или заставят заниматься каллиграфией.
Для того чтобы большой стиль существовал реально, общество должно быть соответствующим образом иерархически, духовно организовано, а такое общество сейчас невозможно. Я считаю, что нет сейчас государства, способного обеспечить госзаказ на имперский стиль на должном уровне. Мы не говорим об иерархии социальной, кровной, хотя это тоже имеет определенное значение, мы говорим о духовной иерархии. Реконструкция подобной иерархии искусственным образом сегодня невозможна и бессмысленна. Вектор же эволюционный идет совершенно в другом направлении - в сторону упадка. Может происходить развитие каких-то новых культур, но к европейской традиции они уже не будут иметь никакого отношения. Я прихожу к заключению, что правая, консервативная позиция остается только индивидуальной. И в этом ее преимущество, и в этом ее отчаянном, быть может, состоянии есть достоинство, определенное очарование и честность. Можно лишь говорить о какой-то духовной общности. Но идеалы, которые мы называем европейскими и классическими - ясности, порядка, духа, воли, юности, красоты ("юность - это весна красоты"), - все-таки проявляются и будут себя проявлять в культуре, несмотря на все профанические тенденции.